Калликанзарос.
Тельма чуть ли не по пояс высунулась из окна:
- Не вздумай этого делать! - Крикнула она мне, но я уже перепрыгнул на крышу сарая, съехал по ней вниз и, перемахнув через невысокую оградку, опустился на дорожку возле дома. - Мне нужны корешки! Не отвертишься.
Пан Рагал, стоящий под деревом с компанией каких-то людей, еле заметно поморщился.
- Хорошо-хорошо, принесу, - негромко ответил я в воздух. Всё равно услышит. - Когда тебе? читать дальше
- Лучше бы сегодня, - с вызовом ответила Тельма. И заныла. - Недалеко же.
- То есть так? - Четыре часа пути, это теперь называется «недалеко»?!
- Да, так! А то не получишь свою траву, - пригрозила она.
- Тельма!
Вот это уже запрещённый приём, я же согласился.
- Значит, договорились. Вечером жду, - сообщила она и с гордым видом захлопнула окно.
- Ну что за... - Я недовольно пряданул ушами, совершенно мне не улыбалась идея топать сегодня к матушке Тикарте, но что остаётся? - Вечером я не вернусь! Ночь памяти, чтоб тебя.
- Чуть позже, сынок, - мягко проговорил пан Рагал, касаясь моего плеча. - Проводи гостей, будь так добр.
- Да, пан Рагал, конечно.
- Сынок, я так понимаю, ты в деревню собираешься?..
Я посмотрел на старейшину тяжёлым взглядом и медленно втянул в себя воздух. Просто, чтобы ничего лишнего сказать. Не собирался я никуда. По крайней мере, сейчас. Максимум, на холм. И только к ночи - в деревню ситов. Не ждут меня там днём. И не тот сегодня день, чтобы с делами разбираться.
- Отнесёшь от меня подарок Карнавану... Полгода...
- Конечно, отец, - тихо ответил я.
- С Тельмой я сам поговорю, - глаза старейшини на секунду сузились и стали как две льдинки. - Надо считать время. Иди.
А сам направился к дому Тельмы.
- Следуйте за мной, паны, - я обернулся к гостям.
Их было трое. Двое смотрели на меня со слабо скрываемым любопытством, а третий... Третьим был Орток. Дождавшись, пока пан Рагал оставит нас, он резко шагнул ко мне.
- Архан! Ты...
Я ответил на его объятия и жестом пригласил людей пойти дальше - что посреди улицы стоять. Я проводил их по улице, отвечая на вопросы родителей Ортока. Сам он молчал. Мы прошли через площадь к гостевому дому. Распахивая входную дверь перед гостями, я вспомнил, что забыл кое-то рассказать:
- Вон там - дом старейшины, рядом с ним - дом доктора, - указал я. - Торговый день - послезавтра. Если что-то понадобится, спрашивайте у любого, не стесняйтесь.
- Мальчик, а проводника в лес где можно найти? - Спросила меня женщина.
- Сегодня нигде, - я покачал головой. - И не стоит вам до завтра в лес ходить. Ночь памяти общая. А как охотники вернутся - любого просите, проводит.
- А ты?
- Я не охотник, пана, - я улыбнулся. И неожиданно для себя сказал то, что не собирался. - Если потянет куда, идите, а по собственному почину не надо.
- Хорошо.
- Располагайтесь, паны. Удачного дня.
Я вышел наружу и уже собрался уходить, но Орток, внезапно выскочивший следом, схватил меня за руку.
- Так ты здесь живёшь? - С некоторым вызовом спросил он, когда я обернулся.
Я не заметил, как он спихнул меня с лесенки на снег и замер, встав почти вплотную.
- Да, - я нахмурился и отступил. - А ты не понял?
- Только сейчас. Ты куда-то собирался?
- К старейшине, свёрток забрать, - он не понял, пришлось объяснить. - Сегодня в деревне поминальная ночь. Пану Рагалу принесли подарки для погибших. Знали, что я пойду туда сегодня.
- А почему сами не пойдут?
- Потому что это их ночь памяти. Семейная. Никому не запрещают помнить вместе с ними. Но и являться чужаку на такие мероприятия нельзя.
- А ты не чужак?
Я горько вздохнул.
- Теперь уже нет. Знаешь, - я посмотрел в сторону невидимых отсюда гор, - я предпочёл бы остаться чужаком для ситов, лишь бы того нападения не было. Но время назад не ходит. И не все желания исполняются.
- Это как?
- Забудь. Показать тебе загон с кальпами?
- Ты же сказал маме...
- Это не в лесу, - я рассмеялся. - Идём.
- А к старейшине?
- Он Тельме разнос устраивает, успеем.
- Скажи...
- М?
- А тот человек, Син, он знает, что ты местный?
- Конечно. Он один из моих учителей. Высококлассный мастер. Он меня открывать учил. Потом ещё сокрушался, что мне железки ближе.
Пока Орток любовался молодыми кальпами, я успел переговорить с хозяевами загона, заглянуть к старейшине, забежать домой и вернуться. Он всё ещё был в загоне с младшей из дочерей Баррка Илимой - кормили и обучали малышей. Цветные лупоглазые шары в пояс высотой крутились вокруг них, слизывали корм с рук, ловили поводья, тёрлись и лезли под ласку.
Я опёрся об оградку загона, почесал глазик особо любопытному зверьку, подкатившемуся поближе, и поинтересовался:
- Ты до вечера здесь будешь сидеть?
Орток обернулся ко мне. Он светился таким восторгом, что и описать сложно.
- Архан, они такие...
- Знаю, не рассказывай, - я рассмеялся. Самый упорный уже принялся ловить мою руку в надежде на угощение. - Так как? Останешься?
- Или? - Орток хитро сощурился. Кальпы - это здорово, но загон никуда не денется, а я могу предложить что-то совсем невероятное.
- Или со мной до урочного места прогуляешься. Дальше, прости не сегодня, но Цветочный камень ты посмотреть можешь.
- Правда? - Он подскочил.
- Тихо, зверей не пугай, - шикнула на него Илима. - Архан!
- Сама не пугай, - я махнул Ортоку. - Идём? Обратно сам дойдёшь, здесь недалеко, не заблудишься.
- Да.
По дороге мы разговорились. Он спрашивал буквально обо всём: что там, что здесь, а почему, а зачем. Это же надо столько вопросов в голове держать.
- Это ничего, - улыбнулся Орток. - Вот ты сам приедешь на юг, у тебя тоже куча вопросов возникнет. Хотя, наверное, нет. Здесь другие места. Странно, правда, что люди не заселили север раньше.
- Не вижу ничего странного. Здесь холодно зимой и жарко летом. Здесь тяжело с электричеством, мало полей, негде разводить скот и рыбу. Чтобы сперва поселить, а потом прокормить большое количество людей, нужно вырубать леса, строить фермы, возводить города - никто бы не стал этим заниматься. Зачем, если на той стороне моря гораздо проще.
- Ты прав. Там нескольких прудов и больших бухт хватает, чтобы обеспечить едой, одеждой и медикаментами все три мегаполиса. А там очень много людей.
- Ах-ха, много, - я усмехнулся. - Ты в курсе, сколько там жило до кризиса? «Много людей» тогда и «много» сейчас - это слишком разные цифры. Тогда в одном городе людей было как на юге в целом, с пригородами, прилегающими поселениями и отдельными деревнями. А всего населения севера хватило бы максимум на большой посёлок.
Орток сокрушённо покачал головой и признался:
- Не могу себе этого представить, честно. Сколько раз ни пытался - не могу. Это же ужас, сколько людей. Миллиарды. Они же всё собой заполонили бы.
- Ах-ха. И так было.
- Хорошо, что сейчас не так.
- Да уж.
- Ты знал, что Лишпер был нездоров? - Ни с того ни с сего спросил Орток, когда мы прошли уже половину пути.
- Догадывался, - мне вспомнилась Мидара. - Погоди. Был?
- Да, - подтвердил он. - Архан, его увезли. Я спрашивал, там даже корректировка личности ничего не дала бы.
- Оу, печально, - я не держал на него зла, мне просто было непонятно, за что он меня так невзлюбил. - Не знал.
- Ты, наверное, не знаешь, что сейчас проверяют всех, кто с ним из одной партии был?
Вот это новости.
- Не знал, да. А в чём дело?
- Оказалось, что он не один такой, - Орток говорил спокойно, немного печально. Грустно, когда людям приходится умирать, тем более, из-за обстоятельств, от них не зависящих. - Допустили какую-то ошибку, смешали что-то не то, или при обучении как-то повредили... Но выявили закономерность. Мне Са.. Ну, друг мой, тот...
- Я понял.
- Да. Он сказал, что его нашли, очень извинялись, объяснили всё.
- Он же не работает с ментальщиками, - я удивился.
- Ты не понял - проводили общую проверку.
- А тебя?
- Нет. Я из другого Института. Отослал запрос - ответили, что необходимости нет. Со мной всё в порядке.
- Интересно, - медленно протянул я.
У самого камня Орток остановился и так и остался стоять. Я не стал ему мешать - место такое, где человек имеет право побыть наедине с собой и миром, - тихо прошёл дальше и немного поднялся по склону.
Тёрас стоял на площадке между деревьями и ждал меня.
- Ты в лес? - Не столько уточнил, сколько просто озвучил он.
- Да. Ночь памяти.
- Архан.
- Да?
- Мёртвым же принято отдавать что-то важное?
- Да. Если есть, что подарить. В ночь памяти принято вспоминать.
- Тебе велено передать память твоих односельчан?
- Да. Не уверен, что кто-то ещё получил амулет и будет в деревне.
- Ты сможешь взять вот это. Ведь Ночь общая.
Он молча протянул мне чуть мерцающий на свету шарик. Блок памяти долорема.
- Это же для тебя важно...
- Как у вас говорят? «Мёртвое к мёртвому»? Так, кажется, - он улыбнулся. - Так вот я живой.
Я посмотрел на него и медленно кивнул.
- Хорошо. Я передам.
Мы спустились с холма вместе и остановились перед границей. Странное чувство посетило меня, словно я бросаю его, когда этого делать ни в коем случае нельзя.
- Я вернусь днём, - тихо пообещал я.
- Иди. Всё хорошо.
Я успел сделать всего пару шагов, прежде чем наткнулся на Нию. Она вынырнула из-за кустов.
- Ой, привет.
- Отец знает?
- Если не знает, то догадывается. Ты знаешь.
- Ния!
Но ей было уже не до меня. Она смотрела мимо меня и слушала совершенно иную музыку, играющую в её голове, а вовсе не мои слова. Девчушка перепрыгнула через торчащий из снега сук и повисла у Тёраса на шее. Чмокнула его в щёку и прошептала.
- Ты здесь.
- Куда я денусь. - он посмотрел на меня и проговорил, перехватывая Нию поудобнее и подсаживая на руки:
- Иди. И возвращайся.
Ния повернула голову ко мне.
- Мы тебя дождёмся.
Это было странно, но мне стало спокойнее. Тёрас не будет один этой ночью. Удивительно, но злая ревность и горькая обида, навалившиеся на меня, когда я узнал об их дружбе, отступили. Всё верно, всё правильно. Сегодня никто из здесь живущих не должен оставаться один. Я кивнул в ответ на собственные мысли и зашагал по дороге в сторону леса.
Ночь памяти - это не горькое торжество, полное скорби. И не редкие поминки, когда достают из старых сундуков полуистлевшие вещи и плачут по ушедшим. Нет. Это ночь, когда общая память объединяет и объединяется. У каждого поселения в течении зимы своя ночь отведена на данное мероприятие, и только одна из них - общая. В этом году ситы позволили себе занять её, потому как произошедшее летом стало общим событием, объединившим не одну общину. Общая беда, общая связь. Никто не посчитал это неуместным. И пусть от посёлка в деревне я был один, это ничего не значило. В Общую ночь разрешены отхождения от правил. Пришёл я, а со мной пришёл весь посёлок, помнящий отца Каргавана, мать Оритаку и деда Оша. Это из последних. А скольких ещё помнит и любит посёлок, тех, кого я уже не застал? Ситы живут меньше людей, - пан Рагал, например, только-только разменявший девятый десяток, по их меркам уже древний старец-долгожитель, а по нашим, всего лишь мужчина, не так давно распрощавшийся с молодостью, до старости ему ещё жить и жить, это точно.
На большой поляне в ритуальном очаге, где всегда горит огонь, сегодня сожгут то, что мы принесли в подарок. Каждый встанет перед мерцающим во мраке тёплым жерлом и опустит туда своё воздаяние. И пусть это будет только печаль, завёрнутая в лоскуток от тряпицы, которой старый дед вытирал руки, или поломанная об чей-то лоб поварёшка матери Оритаки - неважно. Важно то чувство, что объединяет все на этой поляне. Самое страшное в мире - безразличие, так учит нас мир, в котором мы живём. Безразличие чуть не убило когда-то всех людей, в те далёкие годы, когда были народы, но не было единого Народа, и только жаркая страсть, вера и безудержная жажда жить помогли спасти тех, чья судьба была предопределена задолго до их рождения. С тех пор люди тоже участвуют в Ночах памяти. И помнят.
Не принадлежащие к ситам по крови подходят к очагу последними. Не потому, что они неважны, а потому что с ними вместе приходят их друзья, родные и знакомые. Негоже толпиться, вот хозяева дома и оставляют их наедине с ушедшими. С другой от меня стороны огромной каменной чаши остановился зверолюд из соседнего поселения, брат Аркхарта, так же, как и я, принесший память своих родных. Мы не мешаем друг другу - за нашими спинами стоят все те, кому не довелось прийти сегодня на поляну, но фактически нас только двое. И наши мысли тонкими нитями вливаются в общую волну.
Я развязываю тонкий кошель, висящий на поясе, и, доставая оттуда первый подарок, напрочь забываю обо всех, кто был а поляне. Я уже не я, а проводник - там, в посёлке, даритель детской игрушки, резной толстой рыбки, так же замирает и вспоминает, как отец Каргаван учил его резать таких вот зверушек... Это не та рыбка, которую отец подарил плачущему карапузу, сыну дарителя, там вообще была не рыбка. Но разве это важно? Игрушка выскальзывает из моих рук, принятая огнём и ушедшими, и я достаю следующий предмет...
Последним в кошеле лежит железный шарик. У Тёраса нет ничего своего в этом мире. И никогда не было. Всё, что он по праву может считать своим - это он сам. И его подарок - не память даже, хотя и получилось более чем символично, его подарок ушедшим - его смерть, от которой он отказался. «Мёртвое к мёртвому... А я живой...» Он больше не хочет быть кладбищем угасшей цивилизации. Пусть ушедшее уходит, нам не по пути с ним. Шарик падает в огонь, выбивая сноп искр - крохотные звёздочки свободных чужих разумов взлетают в небо, посмертно принятые в семью.
Кошель пустеет, и незримые люди отходят от очага, оставляя меня наедине с моей памятью. Я - это я, и мне тоже есть, что вспомнить. Они были добры ко мне, они любили меня, а я любил их. Они подарили мне знания... Снимаю с шеи деревянную резную подвеску – подарок отца Каргавана, - и отправляю его следом за предыдущими вещами. Полутранс отступает, и на ещё плохо слушающихся ногах я подхожу к столу. Ночь память посёлка только через неделю. Отец Каргаван приходил к нам раньше. Но его больше нет. Связь - очень важная вещь в нашем мире, нельзя закрыться и обрубить все хвосты с соседями, все корни, все нити. Я кладу на стол амулет тонкой работы, металлическую паутинку с маленькими каплями из того же материала и одним камнем - прозрачной горной слезой. Этот камушек - обозначение посёлка. У каждого поселения своё место в этой паутине и свой камень, у ситов - рыжая речная галька, у сородичей Аркхарта - чёрная лесная смола. Амулет везде делают таким, и везде делают на свой лад - металл, дерево, ткань, только камни в нём и места расположений неизменны: у каждого по-своему. Это не украшение, это знак. Нет больше отца Каргавана - нет проводника, а Ночь памяти посёлка близко. Пусть ситы сами выберут того, кто станет следующим. Будет время, и кто-то ещё породнится с посёлком, и старейшина вложит ему в руки паутинку, разрешая присутствовать на наших таинствах, как мне вручила её матушка Тикарта в мой прошлый приход - резную кожаную подвеску с ярко-рыжей каплей. Но это будет позже. А сейчас - пусть найдут достойного.
Я завершил ритуал, и имею право наравне со всеми окунуться в реку общих воспоминаний. Я отхожу к краю поляны и опускаюсь на свободное место на длинной скамье.
Сегодня не небо, а земля говорит со мной. Ей вдруг вздумалось рассказать, отчего амулет приглашения таков, какой есть. Я взлетаю над лесом, и вот я уже парю над холмом, и Башня внизу поёт мне о времени и месте. Тонкие золотые нити всплывают из-под земли и ложатся на снег. Светящимися мазками обозначаются границы - одна по краю вершины холма, вторая - по основанию, третья - по краю поля, четвёртая, пятая, дальше... Границы пропадают - они не про меня, они не мои. Остаются лишь линии и яркие всполохи на них, щекочущие землю, а заодно и меня где-то глубоко под кожей. Звёздочки срываются с Башни и бегут вниз. Меня поднимает выше, я вижу, как они добегают до своих мест и замирают там, разгораясь ярче и меняя цвет. Вот самая первая - ближайшая к холму деревня зверолюдов засияла синевой листвы, посёлок налился светом водяной капли, деревни ситов засветились огнём... Порт, степь, побережье... Карта. И точно - ни одного камня не сверкает на территории Города или в тёмных пустых лесах. Так просто? «Зачем усложнять», - смеётся надо мной земля и тянет к себе. Меня кидает с невероятной высоты вниз. Я бесконечно долго падаю, чтобы зависнуть рядом с холмом. «Пора. Иди. Время», - стучит в висках кровь вперемешку с расплавленным золотом.
Я прихожу в себя в состоянии мандража. Надо идти, пора. Но куда? К холму. Зачем?..
Поляна, Ночь памяти, деревня ситов. Матушка Тикарта склоняется надо мной.
- Иди, сынок. Тебя ждут дома.
Я непонимающе смотрю на неё.
- Тебя же зовёт. Так громко, что и я чую. Иди. После Ночи памяти рассвет надо встречать в другом кругу, - она чуть толкает меня. - Всё хорошо. Иди.
Я увидел их издали. Сидящий снежным истуканом Тёрас, и Ния, спящая у него на руках, завернувшись в тёплое покрывало. Я подошёл ближе, коснулся волос Тёраса пальцами. Он поднял голову, чуть улыбнулся и шлёпнул себя ладонью по бедру, предлагая присесть. Я опустился к нему на ногу, ткнулся лбом ему в щёку и почувствовал, как тёплая рука обнимает меня за плечи.
Я успел. Прошло ещё достаточно времени, прежде чем небо над горами начало светлеть, и из-за них показались глаза Небесного Зверя.
Я вспомнил о нашем разговоре с Ортоком примерно через сутки, когда уже вернулся из деревни и даже успел немного поспать. Айрама сама набрала мой номер. Хотела рассказать, что ей предстоит первая в долгой череде операций. Её уже подготовили, импланты подключать запретили, посему ей приходилось общаться голосом. Девушка была немного смущена, но куда больше восторженна происходящим. Настолько, что даже собственная неподвижность, и то, что я это вижу, её не так стесняли.
- Завтра с рассветом начнётся, - с улыбкой сообщила она мне. - Ты наберёшь меня?
- Когда? Сколько будет длиться первая операция?
- Не знаю, - она состроила умильную гримаску. - До обеда, может, дольше.
До обеда, ух-ху...
- Давай так, - предложил я, - оставлю вызов открытым, как придёшь в себя, ответишь.
Глаза у неё засветились, но тут же потускли:
- А если ты ещё кому-то понадобишься?
- Подождут.
Она просияла.
- Слушай, - спросил я.
- Да?
- А ты не знаешь, чем всё закончилось? С заговором. А то я как отослал «щит», так и всё. Тишина.
- А тебе пана Этока ещё не рассказала? - Удивилась Айрама. - Не успела, значит. Только сегодня в ночь закончили расшифровку. Твой щит - это что-то! Она тебе сама скажет.
- Он не только мой... - начал было я.
- Я не знаю, с кем ты его делал, но это открытие! Без него было бы сложно. Ты очень верно предложил работать через машину, а не напрямую, поэтому никто бы всё равно не погиб. Но не будь щита - техники бы и связок пожгло достаточно… - Айрама на секунду зажмурилась и оборвала себя. - Это всё потом… Тебе ещё расскажут, какой он замечательный. Слушай. Лет пятьдесят назад, когда слепляли какой-то ген человечий со зверолюдским...
- Погоди, они же постоянно это делают, - перебил я.
- Ну да, - согласилась она, - иначе нельзя, но тогда что-то проглядели. В итоге в детстве вроде бы всё нормально было, а с приходом пубертатного периода людей начинало страшно ломать - вылезало какое-то совершенно чудовищное расстройство психики. Первый раз не поняли, из-за чего это произошло, списали на что-то другое. Это лет двадцать назад было, я ещё совсем маленькой была, но помню, - Айрама закрыла глаза, заново переживая детский страх. - Их двое было, и они людей убивали. Мучили страшно, а потом убивали... Вот... А сейчас они пятерых сразу нашли. И там у вас ещё мальчика одного. Сравнили всех, и выяснили, что не так. Сейчас шерстят весь Институт, все партии, где этот ген использовали, вообще всё.
- С ума можно сойти, - ужаснулся я, - одна ошибка...
- А ты как хотел? Ничего, теперь уже всё позади, - девушка ободряюще улыбнулась.
- Чего они хотели? – Спросил я, имея ввиду тех монстров, которые чуть не погубили пана Тарекуву и его сына.
- Не поверишь, - печально вздохнула Айрама. - Денег.
- Не верю. Глупо. Чудовищно глупо.
- На то они сумасшедшие, чтобы совершать чудовищные глупости.
- Что с ними сделают?
- Выжигание мозга под ноль без возможности восстановления, а тело на органы.
Меня осенила внезапная догадка:
- Тебе...
- Ах-ха. Не знаю что, но что-то мне подходит. С кем-то мы, видно, из соседних капсул, - она улыбнулась. - Ну и плюс, мой спинной мозг дорос.
Дверь сбоку от Айрамы приоткрылась.
- Ой, мне пора, - немного испуганно проговорила она и посмотрела на меня с надеждой. - Ты будешь ждать?
- Уже. До завтра, Айрама. Удачи.
- Не вздумай этого делать! - Крикнула она мне, но я уже перепрыгнул на крышу сарая, съехал по ней вниз и, перемахнув через невысокую оградку, опустился на дорожку возле дома. - Мне нужны корешки! Не отвертишься.
Пан Рагал, стоящий под деревом с компанией каких-то людей, еле заметно поморщился.
- Хорошо-хорошо, принесу, - негромко ответил я в воздух. Всё равно услышит. - Когда тебе? читать дальше
- Лучше бы сегодня, - с вызовом ответила Тельма. И заныла. - Недалеко же.
- То есть так? - Четыре часа пути, это теперь называется «недалеко»?!
- Да, так! А то не получишь свою траву, - пригрозила она.
- Тельма!
Вот это уже запрещённый приём, я же согласился.
- Значит, договорились. Вечером жду, - сообщила она и с гордым видом захлопнула окно.
- Ну что за... - Я недовольно пряданул ушами, совершенно мне не улыбалась идея топать сегодня к матушке Тикарте, но что остаётся? - Вечером я не вернусь! Ночь памяти, чтоб тебя.
- Чуть позже, сынок, - мягко проговорил пан Рагал, касаясь моего плеча. - Проводи гостей, будь так добр.
- Да, пан Рагал, конечно.
- Сынок, я так понимаю, ты в деревню собираешься?..
Я посмотрел на старейшину тяжёлым взглядом и медленно втянул в себя воздух. Просто, чтобы ничего лишнего сказать. Не собирался я никуда. По крайней мере, сейчас. Максимум, на холм. И только к ночи - в деревню ситов. Не ждут меня там днём. И не тот сегодня день, чтобы с делами разбираться.
- Отнесёшь от меня подарок Карнавану... Полгода...
- Конечно, отец, - тихо ответил я.
- С Тельмой я сам поговорю, - глаза старейшини на секунду сузились и стали как две льдинки. - Надо считать время. Иди.
А сам направился к дому Тельмы.
- Следуйте за мной, паны, - я обернулся к гостям.
Их было трое. Двое смотрели на меня со слабо скрываемым любопытством, а третий... Третьим был Орток. Дождавшись, пока пан Рагал оставит нас, он резко шагнул ко мне.
- Архан! Ты...
Я ответил на его объятия и жестом пригласил людей пойти дальше - что посреди улицы стоять. Я проводил их по улице, отвечая на вопросы родителей Ортока. Сам он молчал. Мы прошли через площадь к гостевому дому. Распахивая входную дверь перед гостями, я вспомнил, что забыл кое-то рассказать:
- Вон там - дом старейшины, рядом с ним - дом доктора, - указал я. - Торговый день - послезавтра. Если что-то понадобится, спрашивайте у любого, не стесняйтесь.
- Мальчик, а проводника в лес где можно найти? - Спросила меня женщина.
- Сегодня нигде, - я покачал головой. - И не стоит вам до завтра в лес ходить. Ночь памяти общая. А как охотники вернутся - любого просите, проводит.
- А ты?
- Я не охотник, пана, - я улыбнулся. И неожиданно для себя сказал то, что не собирался. - Если потянет куда, идите, а по собственному почину не надо.
- Хорошо.
- Располагайтесь, паны. Удачного дня.
Я вышел наружу и уже собрался уходить, но Орток, внезапно выскочивший следом, схватил меня за руку.
- Так ты здесь живёшь? - С некоторым вызовом спросил он, когда я обернулся.
Я не заметил, как он спихнул меня с лесенки на снег и замер, встав почти вплотную.
- Да, - я нахмурился и отступил. - А ты не понял?
- Только сейчас. Ты куда-то собирался?
- К старейшине, свёрток забрать, - он не понял, пришлось объяснить. - Сегодня в деревне поминальная ночь. Пану Рагалу принесли подарки для погибших. Знали, что я пойду туда сегодня.
- А почему сами не пойдут?
- Потому что это их ночь памяти. Семейная. Никому не запрещают помнить вместе с ними. Но и являться чужаку на такие мероприятия нельзя.
- А ты не чужак?
Я горько вздохнул.
- Теперь уже нет. Знаешь, - я посмотрел в сторону невидимых отсюда гор, - я предпочёл бы остаться чужаком для ситов, лишь бы того нападения не было. Но время назад не ходит. И не все желания исполняются.
- Это как?
- Забудь. Показать тебе загон с кальпами?
- Ты же сказал маме...
- Это не в лесу, - я рассмеялся. - Идём.
- А к старейшине?
- Он Тельме разнос устраивает, успеем.
- Скажи...
- М?
- А тот человек, Син, он знает, что ты местный?
- Конечно. Он один из моих учителей. Высококлассный мастер. Он меня открывать учил. Потом ещё сокрушался, что мне железки ближе.
Пока Орток любовался молодыми кальпами, я успел переговорить с хозяевами загона, заглянуть к старейшине, забежать домой и вернуться. Он всё ещё был в загоне с младшей из дочерей Баррка Илимой - кормили и обучали малышей. Цветные лупоглазые шары в пояс высотой крутились вокруг них, слизывали корм с рук, ловили поводья, тёрлись и лезли под ласку.
Я опёрся об оградку загона, почесал глазик особо любопытному зверьку, подкатившемуся поближе, и поинтересовался:
- Ты до вечера здесь будешь сидеть?
Орток обернулся ко мне. Он светился таким восторгом, что и описать сложно.
- Архан, они такие...
- Знаю, не рассказывай, - я рассмеялся. Самый упорный уже принялся ловить мою руку в надежде на угощение. - Так как? Останешься?
- Или? - Орток хитро сощурился. Кальпы - это здорово, но загон никуда не денется, а я могу предложить что-то совсем невероятное.
- Или со мной до урочного места прогуляешься. Дальше, прости не сегодня, но Цветочный камень ты посмотреть можешь.
- Правда? - Он подскочил.
- Тихо, зверей не пугай, - шикнула на него Илима. - Архан!
- Сама не пугай, - я махнул Ортоку. - Идём? Обратно сам дойдёшь, здесь недалеко, не заблудишься.
- Да.
По дороге мы разговорились. Он спрашивал буквально обо всём: что там, что здесь, а почему, а зачем. Это же надо столько вопросов в голове держать.
- Это ничего, - улыбнулся Орток. - Вот ты сам приедешь на юг, у тебя тоже куча вопросов возникнет. Хотя, наверное, нет. Здесь другие места. Странно, правда, что люди не заселили север раньше.
- Не вижу ничего странного. Здесь холодно зимой и жарко летом. Здесь тяжело с электричеством, мало полей, негде разводить скот и рыбу. Чтобы сперва поселить, а потом прокормить большое количество людей, нужно вырубать леса, строить фермы, возводить города - никто бы не стал этим заниматься. Зачем, если на той стороне моря гораздо проще.
- Ты прав. Там нескольких прудов и больших бухт хватает, чтобы обеспечить едой, одеждой и медикаментами все три мегаполиса. А там очень много людей.
- Ах-ха, много, - я усмехнулся. - Ты в курсе, сколько там жило до кризиса? «Много людей» тогда и «много» сейчас - это слишком разные цифры. Тогда в одном городе людей было как на юге в целом, с пригородами, прилегающими поселениями и отдельными деревнями. А всего населения севера хватило бы максимум на большой посёлок.
Орток сокрушённо покачал головой и признался:
- Не могу себе этого представить, честно. Сколько раз ни пытался - не могу. Это же ужас, сколько людей. Миллиарды. Они же всё собой заполонили бы.
- Ах-ха. И так было.
- Хорошо, что сейчас не так.
- Да уж.
- Ты знал, что Лишпер был нездоров? - Ни с того ни с сего спросил Орток, когда мы прошли уже половину пути.
- Догадывался, - мне вспомнилась Мидара. - Погоди. Был?
- Да, - подтвердил он. - Архан, его увезли. Я спрашивал, там даже корректировка личности ничего не дала бы.
- Оу, печально, - я не держал на него зла, мне просто было непонятно, за что он меня так невзлюбил. - Не знал.
- Ты, наверное, не знаешь, что сейчас проверяют всех, кто с ним из одной партии был?
Вот это новости.
- Не знал, да. А в чём дело?
- Оказалось, что он не один такой, - Орток говорил спокойно, немного печально. Грустно, когда людям приходится умирать, тем более, из-за обстоятельств, от них не зависящих. - Допустили какую-то ошибку, смешали что-то не то, или при обучении как-то повредили... Но выявили закономерность. Мне Са.. Ну, друг мой, тот...
- Я понял.
- Да. Он сказал, что его нашли, очень извинялись, объяснили всё.
- Он же не работает с ментальщиками, - я удивился.
- Ты не понял - проводили общую проверку.
- А тебя?
- Нет. Я из другого Института. Отослал запрос - ответили, что необходимости нет. Со мной всё в порядке.
- Интересно, - медленно протянул я.
У самого камня Орток остановился и так и остался стоять. Я не стал ему мешать - место такое, где человек имеет право побыть наедине с собой и миром, - тихо прошёл дальше и немного поднялся по склону.
Тёрас стоял на площадке между деревьями и ждал меня.
- Ты в лес? - Не столько уточнил, сколько просто озвучил он.
- Да. Ночь памяти.
- Архан.
- Да?
- Мёртвым же принято отдавать что-то важное?
- Да. Если есть, что подарить. В ночь памяти принято вспоминать.
- Тебе велено передать память твоих односельчан?
- Да. Не уверен, что кто-то ещё получил амулет и будет в деревне.
- Ты сможешь взять вот это. Ведь Ночь общая.
Он молча протянул мне чуть мерцающий на свету шарик. Блок памяти долорема.
- Это же для тебя важно...
- Как у вас говорят? «Мёртвое к мёртвому»? Так, кажется, - он улыбнулся. - Так вот я живой.
Я посмотрел на него и медленно кивнул.
- Хорошо. Я передам.
Мы спустились с холма вместе и остановились перед границей. Странное чувство посетило меня, словно я бросаю его, когда этого делать ни в коем случае нельзя.
- Я вернусь днём, - тихо пообещал я.
- Иди. Всё хорошо.
Я успел сделать всего пару шагов, прежде чем наткнулся на Нию. Она вынырнула из-за кустов.
- Ой, привет.
- Отец знает?
- Если не знает, то догадывается. Ты знаешь.
- Ния!
Но ей было уже не до меня. Она смотрела мимо меня и слушала совершенно иную музыку, играющую в её голове, а вовсе не мои слова. Девчушка перепрыгнула через торчащий из снега сук и повисла у Тёраса на шее. Чмокнула его в щёку и прошептала.
- Ты здесь.
- Куда я денусь. - он посмотрел на меня и проговорил, перехватывая Нию поудобнее и подсаживая на руки:
- Иди. И возвращайся.
Ния повернула голову ко мне.
- Мы тебя дождёмся.
Это было странно, но мне стало спокойнее. Тёрас не будет один этой ночью. Удивительно, но злая ревность и горькая обида, навалившиеся на меня, когда я узнал об их дружбе, отступили. Всё верно, всё правильно. Сегодня никто из здесь живущих не должен оставаться один. Я кивнул в ответ на собственные мысли и зашагал по дороге в сторону леса.
Ночь памяти - это не горькое торжество, полное скорби. И не редкие поминки, когда достают из старых сундуков полуистлевшие вещи и плачут по ушедшим. Нет. Это ночь, когда общая память объединяет и объединяется. У каждого поселения в течении зимы своя ночь отведена на данное мероприятие, и только одна из них - общая. В этом году ситы позволили себе занять её, потому как произошедшее летом стало общим событием, объединившим не одну общину. Общая беда, общая связь. Никто не посчитал это неуместным. И пусть от посёлка в деревне я был один, это ничего не значило. В Общую ночь разрешены отхождения от правил. Пришёл я, а со мной пришёл весь посёлок, помнящий отца Каргавана, мать Оритаку и деда Оша. Это из последних. А скольких ещё помнит и любит посёлок, тех, кого я уже не застал? Ситы живут меньше людей, - пан Рагал, например, только-только разменявший девятый десяток, по их меркам уже древний старец-долгожитель, а по нашим, всего лишь мужчина, не так давно распрощавшийся с молодостью, до старости ему ещё жить и жить, это точно.
На большой поляне в ритуальном очаге, где всегда горит огонь, сегодня сожгут то, что мы принесли в подарок. Каждый встанет перед мерцающим во мраке тёплым жерлом и опустит туда своё воздаяние. И пусть это будет только печаль, завёрнутая в лоскуток от тряпицы, которой старый дед вытирал руки, или поломанная об чей-то лоб поварёшка матери Оритаки - неважно. Важно то чувство, что объединяет все на этой поляне. Самое страшное в мире - безразличие, так учит нас мир, в котором мы живём. Безразличие чуть не убило когда-то всех людей, в те далёкие годы, когда были народы, но не было единого Народа, и только жаркая страсть, вера и безудержная жажда жить помогли спасти тех, чья судьба была предопределена задолго до их рождения. С тех пор люди тоже участвуют в Ночах памяти. И помнят.
Не принадлежащие к ситам по крови подходят к очагу последними. Не потому, что они неважны, а потому что с ними вместе приходят их друзья, родные и знакомые. Негоже толпиться, вот хозяева дома и оставляют их наедине с ушедшими. С другой от меня стороны огромной каменной чаши остановился зверолюд из соседнего поселения, брат Аркхарта, так же, как и я, принесший память своих родных. Мы не мешаем друг другу - за нашими спинами стоят все те, кому не довелось прийти сегодня на поляну, но фактически нас только двое. И наши мысли тонкими нитями вливаются в общую волну.
Я развязываю тонкий кошель, висящий на поясе, и, доставая оттуда первый подарок, напрочь забываю обо всех, кто был а поляне. Я уже не я, а проводник - там, в посёлке, даритель детской игрушки, резной толстой рыбки, так же замирает и вспоминает, как отец Каргаван учил его резать таких вот зверушек... Это не та рыбка, которую отец подарил плачущему карапузу, сыну дарителя, там вообще была не рыбка. Но разве это важно? Игрушка выскальзывает из моих рук, принятая огнём и ушедшими, и я достаю следующий предмет...
Последним в кошеле лежит железный шарик. У Тёраса нет ничего своего в этом мире. И никогда не было. Всё, что он по праву может считать своим - это он сам. И его подарок - не память даже, хотя и получилось более чем символично, его подарок ушедшим - его смерть, от которой он отказался. «Мёртвое к мёртвому... А я живой...» Он больше не хочет быть кладбищем угасшей цивилизации. Пусть ушедшее уходит, нам не по пути с ним. Шарик падает в огонь, выбивая сноп искр - крохотные звёздочки свободных чужих разумов взлетают в небо, посмертно принятые в семью.
Кошель пустеет, и незримые люди отходят от очага, оставляя меня наедине с моей памятью. Я - это я, и мне тоже есть, что вспомнить. Они были добры ко мне, они любили меня, а я любил их. Они подарили мне знания... Снимаю с шеи деревянную резную подвеску – подарок отца Каргавана, - и отправляю его следом за предыдущими вещами. Полутранс отступает, и на ещё плохо слушающихся ногах я подхожу к столу. Ночь память посёлка только через неделю. Отец Каргаван приходил к нам раньше. Но его больше нет. Связь - очень важная вещь в нашем мире, нельзя закрыться и обрубить все хвосты с соседями, все корни, все нити. Я кладу на стол амулет тонкой работы, металлическую паутинку с маленькими каплями из того же материала и одним камнем - прозрачной горной слезой. Этот камушек - обозначение посёлка. У каждого поселения своё место в этой паутине и свой камень, у ситов - рыжая речная галька, у сородичей Аркхарта - чёрная лесная смола. Амулет везде делают таким, и везде делают на свой лад - металл, дерево, ткань, только камни в нём и места расположений неизменны: у каждого по-своему. Это не украшение, это знак. Нет больше отца Каргавана - нет проводника, а Ночь памяти посёлка близко. Пусть ситы сами выберут того, кто станет следующим. Будет время, и кто-то ещё породнится с посёлком, и старейшина вложит ему в руки паутинку, разрешая присутствовать на наших таинствах, как мне вручила её матушка Тикарта в мой прошлый приход - резную кожаную подвеску с ярко-рыжей каплей. Но это будет позже. А сейчас - пусть найдут достойного.
Я завершил ритуал, и имею право наравне со всеми окунуться в реку общих воспоминаний. Я отхожу к краю поляны и опускаюсь на свободное место на длинной скамье.
Сегодня не небо, а земля говорит со мной. Ей вдруг вздумалось рассказать, отчего амулет приглашения таков, какой есть. Я взлетаю над лесом, и вот я уже парю над холмом, и Башня внизу поёт мне о времени и месте. Тонкие золотые нити всплывают из-под земли и ложатся на снег. Светящимися мазками обозначаются границы - одна по краю вершины холма, вторая - по основанию, третья - по краю поля, четвёртая, пятая, дальше... Границы пропадают - они не про меня, они не мои. Остаются лишь линии и яркие всполохи на них, щекочущие землю, а заодно и меня где-то глубоко под кожей. Звёздочки срываются с Башни и бегут вниз. Меня поднимает выше, я вижу, как они добегают до своих мест и замирают там, разгораясь ярче и меняя цвет. Вот самая первая - ближайшая к холму деревня зверолюдов засияла синевой листвы, посёлок налился светом водяной капли, деревни ситов засветились огнём... Порт, степь, побережье... Карта. И точно - ни одного камня не сверкает на территории Города или в тёмных пустых лесах. Так просто? «Зачем усложнять», - смеётся надо мной земля и тянет к себе. Меня кидает с невероятной высоты вниз. Я бесконечно долго падаю, чтобы зависнуть рядом с холмом. «Пора. Иди. Время», - стучит в висках кровь вперемешку с расплавленным золотом.
Я прихожу в себя в состоянии мандража. Надо идти, пора. Но куда? К холму. Зачем?..
Поляна, Ночь памяти, деревня ситов. Матушка Тикарта склоняется надо мной.
- Иди, сынок. Тебя ждут дома.
Я непонимающе смотрю на неё.
- Тебя же зовёт. Так громко, что и я чую. Иди. После Ночи памяти рассвет надо встречать в другом кругу, - она чуть толкает меня. - Всё хорошо. Иди.
Я увидел их издали. Сидящий снежным истуканом Тёрас, и Ния, спящая у него на руках, завернувшись в тёплое покрывало. Я подошёл ближе, коснулся волос Тёраса пальцами. Он поднял голову, чуть улыбнулся и шлёпнул себя ладонью по бедру, предлагая присесть. Я опустился к нему на ногу, ткнулся лбом ему в щёку и почувствовал, как тёплая рука обнимает меня за плечи.
Я успел. Прошло ещё достаточно времени, прежде чем небо над горами начало светлеть, и из-за них показались глаза Небесного Зверя.
Я вспомнил о нашем разговоре с Ортоком примерно через сутки, когда уже вернулся из деревни и даже успел немного поспать. Айрама сама набрала мой номер. Хотела рассказать, что ей предстоит первая в долгой череде операций. Её уже подготовили, импланты подключать запретили, посему ей приходилось общаться голосом. Девушка была немного смущена, но куда больше восторженна происходящим. Настолько, что даже собственная неподвижность, и то, что я это вижу, её не так стесняли.
- Завтра с рассветом начнётся, - с улыбкой сообщила она мне. - Ты наберёшь меня?
- Когда? Сколько будет длиться первая операция?
- Не знаю, - она состроила умильную гримаску. - До обеда, может, дольше.
До обеда, ух-ху...
- Давай так, - предложил я, - оставлю вызов открытым, как придёшь в себя, ответишь.
Глаза у неё засветились, но тут же потускли:
- А если ты ещё кому-то понадобишься?
- Подождут.
Она просияла.
- Слушай, - спросил я.
- Да?
- А ты не знаешь, чем всё закончилось? С заговором. А то я как отослал «щит», так и всё. Тишина.
- А тебе пана Этока ещё не рассказала? - Удивилась Айрама. - Не успела, значит. Только сегодня в ночь закончили расшифровку. Твой щит - это что-то! Она тебе сама скажет.
- Он не только мой... - начал было я.
- Я не знаю, с кем ты его делал, но это открытие! Без него было бы сложно. Ты очень верно предложил работать через машину, а не напрямую, поэтому никто бы всё равно не погиб. Но не будь щита - техники бы и связок пожгло достаточно… - Айрама на секунду зажмурилась и оборвала себя. - Это всё потом… Тебе ещё расскажут, какой он замечательный. Слушай. Лет пятьдесят назад, когда слепляли какой-то ген человечий со зверолюдским...
- Погоди, они же постоянно это делают, - перебил я.
- Ну да, - согласилась она, - иначе нельзя, но тогда что-то проглядели. В итоге в детстве вроде бы всё нормально было, а с приходом пубертатного периода людей начинало страшно ломать - вылезало какое-то совершенно чудовищное расстройство психики. Первый раз не поняли, из-за чего это произошло, списали на что-то другое. Это лет двадцать назад было, я ещё совсем маленькой была, но помню, - Айрама закрыла глаза, заново переживая детский страх. - Их двое было, и они людей убивали. Мучили страшно, а потом убивали... Вот... А сейчас они пятерых сразу нашли. И там у вас ещё мальчика одного. Сравнили всех, и выяснили, что не так. Сейчас шерстят весь Институт, все партии, где этот ген использовали, вообще всё.
- С ума можно сойти, - ужаснулся я, - одна ошибка...
- А ты как хотел? Ничего, теперь уже всё позади, - девушка ободряюще улыбнулась.
- Чего они хотели? – Спросил я, имея ввиду тех монстров, которые чуть не погубили пана Тарекуву и его сына.
- Не поверишь, - печально вздохнула Айрама. - Денег.
- Не верю. Глупо. Чудовищно глупо.
- На то они сумасшедшие, чтобы совершать чудовищные глупости.
- Что с ними сделают?
- Выжигание мозга под ноль без возможности восстановления, а тело на органы.
Меня осенила внезапная догадка:
- Тебе...
- Ах-ха. Не знаю что, но что-то мне подходит. С кем-то мы, видно, из соседних капсул, - она улыбнулась. - Ну и плюс, мой спинной мозг дорос.
Дверь сбоку от Айрамы приоткрылась.
- Ой, мне пора, - немного испуганно проговорила она и посмотрела на меня с надеждой. - Ты будешь ждать?
- Уже. До завтра, Айрама. Удачи.
@темы: Башенный цикл., Сказки